Как робинзон крузо шил одежду
Об авторе этой книги
Даниэль Дефо родился в Лондоне в 1660 году. Немало лет он учился, чтобы стать священником, но в конце концов понял: религиозная жизнь не для него — и решил заняться морской торговлей.
Он много путешествовал, торговые дела шли на лад; он женился, появились дети, дом был полной чашей.
Но, как случается порою в жизни, все его благополучие внезапно лопнуло: он залез в долги и в возрасте тридцати двух лет остался с женой и шестью детьми без всяких средств к существованию.
Тогда он решил попробовать себя в журнальном деле: начал писать для газет статьи о политике, в которых осмеливался осуждать английского короля и правящую партию, за что не один раз попадал в тюрьму.
Денег своими статьями он так и не заработал, долгов становилось все больше, из-за решетки он почти не вылезал, однако писать ему понравилось, и он задумал сочинить целый роман.
Произведение увидело свет в 1719 году, когда Даниэлю Дефо было почти шестьдесят, и оно стало одним из самых знаменитых в мире приключенческих романов. Автор назвал его «Приключения Робинзона Крузо», и даже теперь, через двести восемьдесят пять лет, эта книга читается с неменьшим интересом, чем при жизни автора.
«Робинзон Крузо» принес Даниэлю Дефо успех, славу и дал возможность рассчитаться почти со всеми долгами. Однако кредиторы все равно шагали за ним следом, и целиком избавиться от них он так и не сумел до конца жизни, хотя продолжал писать романы, которые также пользовались успехом, правда далеко не таким, как «Робинзон Крузо».
Умер Даниэль Дефо семидесяти одного года от роду, и был он больной, загнанный жизнью старик, брошенный своими неблагодарными детьми, и одинокий — почти как знаменитый герой его романа, сам Робинзон Крузо, которого море выбросило на необитаемый остров, где он провел в полном одиночестве больше двадцати восьми лет.
Остров Робинзона Крузо.
Некоторые из героев книги, с кем вы встретитесь на этих страницах:
Робинзон Крузо — моряк и торговец, выброшенный на берег необитаемого острова.
Пятница — молодой туземец, ставший преданным слугой и другом Робинзона.
Испанец — пленник у людоедов.
Отец Пятницы — тоже их пленник.
Капитан корабля, приплывшего к острову на двадцать девятый год пребывания там Робинзона Крузо.
Глава 1. Первые приключения Робинзона
— …Робинзон, если ты решишь отправиться в море, — говорил сыну мистер Крузо, — знай, твоя жизнь превратится в сплошную муку и ты горько пожалеешь о своем решении.
Однако восемнадцатилетнего юношу не трогали ни слова, ни слезы старика-отца, ибо сильнее всего на свете его тянуло на морские просторы. Путешествия он считал своей судьбой и совсем не собирался сделаться судейским крючком и служить в королевском суде, о чем так мечтали родители.
— Ну, всего одно плавание, отец, — в сотый раз отвечал Робинзон. — И если оно не придется по душе, я вернусь домой и остаток жизни проведу вместе с вами здесь, в Йоркшире. Буду учиться на юриста и заниматься нудным законоведением. А пока отпустите меня ради всего святого.
Но родители не давали согласия, продолжая пугать Робинзона морем, рассказывая, как опасна жизнь моряка, какие случаются штормы, как сбивают они корабль с намеченного курса, а то и вовсе топят в морских глубинах или разбивают в щепки о скалы и рифы. Сколько моряков погибло — не сосчитать! А еще страшная опасность — безжалостные пираты, которые захватывают торговые корабли с грузом и всю команду убивают…
— Нет, дорогой мальчик, — говорили родители, — не будет тебе нашего благословения на то, чтобы плавать по морям…
Эти споры и разговоры продолжались год и два, однако переубедить Робинзона родители не могли: он по-прежнему мечтал о море.
Однажды гостил Робинзон у своего друга в городе Гулле, на самом берегу Северного моря. Отец этого друга был капитаном корабля и как раз отправлялся в недалекое плавание — всего-навсего в Лондон, но, зная, как мечтает юноша о морских путешествиях, предложил ему отправиться с ним, на что Робинзон немедленно согласился, не помня себя от радости.
На море всегда опасно.
Итак, 1-го сентября 1651 года Робинзон Крузо отправился в свое самое первое морское путешествие, за которым последовало множество других, куда более дальних и опасных — не в Лондон, а в Африку, в Южную Америку и, наконец, на никому не известный остров, затерянный в Карибском море, откуда, спустя много-много лет, он все-таки сумел вернуться домой, в Англию.
Уже во время первого плавания ему пришлось узнать о разных малоприятных вещах: о том, что такое настоящая морская болезнь, когда тебя тошнит, и тошнит, и тошнит — до невозможности… Узнать, как опасен и разрушителен шторм на море и как ужасно ощущать себя совершенно беспомощным перед свирепым ветром и вздымающимися волнами.
Но узнал он также о том, как быстро проходят и забываются все неприятные ощущения и страхи, лишь только твоя нога коснется твердого берега, и как почти сразу тянет снова в море, снова навстречу опасностям, ветрам и волнам.
Робинзон страдает от морской болезни.
Как многие другие до него и после него, Робинзон заболел морем, думал только о нем и вскоре, ослушавшись родителей, отправился во второе плавание — на этот раз гораздо более длительное и рискованное — к берегам Африки. Путешествие затянулось на несколько лет, во время которых он научился весьма успешно торговать с туземцами, а также побывал в плену у пиратов, вынужден был прислуживать их главарю и, только благодаря собственной смелости и находчивости, сумел удрать из плена на маленькой рыбацкой лодке. Впрочем, и он, и лодка неминуемо утонули бы в море во время шторма, если бы их не спас португальский торговый корабль, направлявшийся в южно-американскую страну Бразилию.
Там Робинзон нанялся к владельцу сахарной плантации, много и тяжело работал, но через несколько лет сумел приобрести собственную плантацию. Однако работников не хватало ни ему, ни его друзьям-плантаторам, и, зная, что Робинзону уже случалось бывать в Африке по торговым делам, друзья предложили, чтобы он снова сплавал к ее берегам и привез оттуда черных рабов, которые и работают лучше, чем белые, и платить им можно во много раз меньше.
Робинзон на своей плантации сахарного тростника.
Не очень-то ему хотелось отправляться в долгое и наверняка опасное путешествие: он уже привык к своей небольшой плантации, где неплохо шли дела, к спокойной жизни.
Первого сентября 1659 года, ровно через восемь лет после своего самого первого морского путешествия из Гулля в Лондон, Робинзон ступил на борт корабля, который должен был доставить его из бразильского порта Сан-Сальвадор к западной оконечности африканского материка. Однако туда Робинзон Крузо так и не попал: вместо этого судьба уготовила ему целую вереницу приключений, сделавших его одним из самых знаменитых людей во всем мире.
Друзья обещают смотреть за его плантацией.
Курс, которым должен был идти их корабль.
Как робинзон крузо шил одежду
Когда шел дождь и нельзя было выйти из дому, я между делом учил своего попугая говорить. Это очень забавляло меня.
После нескольких уроков он уже знал свое имя, а потом, хотя и не скоро, научился довольно громко и четко произносить его.
«Попка» было первое слово, какое я услышал на острове из чужих уст.
Но разговоры с Попкой были для меня не работой, а подспорьем в работе. В то время у меня было очень важное дело. Давно уже я ломал голову над тем, как изготовить глиняную посуду, в которой сильно нуждался, но ничего не мог придумать: не было подходящей глины.
«Только бы найти глину, — думал я, — и мне будет очень нетрудно вылепить что-нибудь вроде горшка или миски. Правда, и горшок и миску нужно будет обжечь, но ведь я живу в жарком климате, где солнце горячее всякой печи. Во всяком случае, моя посуда, просохнув на солнце, станет достаточно крепкой. Ее можно будет брать в руки, можно будет держать в ней зерно, муку и вообще все сухие запасы для предохранения их от сырости.
И я решил, что, как только найду подходящую глину, вылеплю несколько больших кувшинов для зерна. О такой глиняной посуде, в которой можно было бы стряпать, я пока и не помышлял.
Читатель, несомненно, пожалел бы меня, а может быть, и посмеялся бы надо мною, если бы я рассказал ему, как неумело я приступал к этой работе, какие нелепые, неуклюжие, безобразные вещи выходили у меня на первых порах, сколько моих изделий разваливалось оттого, что глина была недостаточно круто замешана и не выдерживала собственной тяжести. Одни горшки у меня потрескались, так как я поторопился выставить их на солнце, когда оно жгло слишком сильно; другие рассыпались на мелкие части еще до просушки, при первом прикосновении к ним.
Два месяца я трудился не разгибая спины. Много труда ушло у меня на то, чтобы найти хорошую гончарную глину, накопать ее, принести домой, обработать, и все же после долгих хлопот у меня получились всего только две уродливые глиняные посудины, потому что назвать их кувшинами было никак невозможно.
Но все-таки это были очень полезные вещи. Я сплел из прутьев две большие корзины и, когда мои горшки хорошо высохли и затвердели на солнце, осторожно приподнял их один за другим и каждый поставил в корзину. Все пустое пространство между посудиной и корзиной я для большей сохранности заполнил рисовой и ячменной соломой. Эти первые горшки предназначались покуда для хранения сухого зерна. Я боялся, что они отсыреют, если я буду держать в них влажные продукты. Впоследствии я предполагал хранить в них муку, когда я найду способ размалывать мое зерно.
Крупные изделия из глины вышли у меня неудачными. Гораздо лучше удавалась мне выделка мелкой посуды: маленьких круглых горшочков, тарелок, кувшинчиков, кружек, чашек и тому подобных вещей. Мелкие вещи легче лепить; кроме того, они ровнее обжигались на солнце и потому были более прочными.
Но все же моя главная задача оставалась невыполненной. Мне нужна была такая посуда, в которой можно было бы стряпать: она должна была выдерживать огонь и не пропускать воду, а для этого сделанные мною горшки не годились.
Но вот я как-то развел большой огонь, чтобы испечь на угольях мясо. Когда оно испеклось, я хотел загасить уголья и нашел между ними случайно попавший в огонь черепок от разбившегося глиняного кувшина. Черепок раскалился, стал красен, как черепица, и затвердел, как камень. Я был приятно удивлен этим открытием.
«Если глиняный черепок так затвердел от огня, то, значит, с таким же успехом можно обжигать на огне и глиняную посуду», — решил я.
Я думаю, ни один человек в мире не испытывал такой радости по столь ничтожному поводу, какую испытал я, когда убедился, что мне удалось изготовить горшки, которые не боятся ни воды, ни огня.
Я едва мог дождаться, когда мои горшки остынут, чтобы можно было налить в один из них воды, поставить снова на огонь и сварить в нем мясо. Горшок оказался отличный. Я сварил себе из козлятины очень хороший бульон, хотя, конечно, если бы положить в него капусты и луку да заправить овсяной мукой, он вышел бы еще лучше.
Теперь я стал думать о том, как сделать каменную ступку, чтобы размалывать или, вернее, толочь в ней зерно; ведь о таком замечательном произведении искусства, как мельница, не могло быть и речи: одной паре человеческих рук было не под силу выполнить подобную работу.
Но сделать ступку было тоже не так-то просто: в ремесле каменотеса я был таким же круглым невеждой, как и во всех остальных, и, кроме того, у меня не было инструментов. Не один день потратил я на поиски подходящего камня, но ничего не нашел. Тут нужен был очень твердый камень и притом достаточно большой, чтобы в нем можно было выдолбить углубление.
На моем острове были утесы, но ни от одного из них я при всех усилиях не мог отколоть обломка подходящих размеров. К тому же для ступки этот хрупкий, пористый камень из породы песчаников все равно не годился: под тяжелым пестом он стал бы непременно крошиться, и в муку попадал бы песок.
Таким образом потеряв много времени на бесплодные поиски, я отказался от мысли о каменной ступке и решил смастерить деревянную, для которой гораздо легче было найти материал.
Действительно, я скоро наметил в лесу очень твердую колоду, такую большую, что я с трудом мог сдвинуть ее с места. Я обтесал ее топором, чтобы придать ей по возможности нужную форму, а затем высек огонь и принялся выжигать в ней углубление. Так поступают бразильские краснокожие, когда делают лодки. Нечего и говорить, что эта работа стоила мне большого труда.
Покончив со ступкой, я вытесал тяжелый крупный пест из так называемого железного дерева. И ступку и пест я спрятал до следующего урожая. Тогда, по моим расчетам, я получу достаточное количество зерна и можно будет некоторую часть отделить на муку.
Теперь надо было подумать о том, как я буду месить свои хлебы, когда приготовлю муку.
Прежде всего, у меня не было закваски; впрочем, этому горю все равно пособить было нечем, и потому о закваске я не заботился. Но как обойтись без печи? Это был поистине головоломный вопрос. Тем не менее я все-таки придумал, чем ее заменить.
Я вылепил из глины несколько посудин вроде блюд, очень широких, но мелких, и хорошенько обжег их в огне. Я приготовил их задолго до начала жатвы и сложил в кладовой. Еще раньше у меня был устроен на земле очаг — ровная площадка из квадратных (то есть, строго говоря, далеко не квадратных) кирпичей, тоже собственного изделия и тоже хорошо обожженных.
Когда пришла пора печь хлеб, я развел на этом очаге большой огонь. Едва дрова прогорели, я разгреб уголья по всему очагу и дал им полежать с полчаса, чтобы очаг раскалился докрасна. Тогда я отгреб весь жар к сторонке и сложил на очаге свои хлебы. Затем я накрыл их одним из заготовленных мною глиняных блюд, опрокинув его кверху дном, а блюдо завалил горячими угольями.
И что же? Мои хлебы испеклись, как в самой лучшей печке.
Приятно мне было отведать свежеиспеченного хлеба! Мне казалось, что я никогда в жизни не едал такого дивного лакомства.
Вообще я в короткое время сделался очень хорошим пекарем; не говоря уже о простом хлебе, я научился печь пудинги и лепешки из риса. Только пирогов я не делал, да и то больше потому, что, кроме козлятины и птичьего мяса, у меня не было никакой другой начинки.
На эти хозяйственные работы ушел весь третий год моего пребывания на острове.