Сказка о невесте Ветра
(пересказ сказки северян)
Жил чукча Охотник. Жил, жил и состарился. Хорошо, не одинок был, три дочери у него подросли.
И вот пришла ещё одна полярная ночь. Темно стало вокруг. Зима снегом дом Охотника задувает. Мороз лютый трещит. Ветер сквозняком под полог пробирается. Всё норовит огонь в очаге затушить.
Но чукчи ночи не боятся. Мороз им не страшен. В небе сияют холодные звёзды, а в их ярангах — домах, похожих на большую круглую палатку, жарко от яркого огня в огнище. Одежду чукчи шьют себе сами. Носят шубы, шапки, меховые сапоги. Выходя из дома, они мажут лицо жиром, чтоб нос не замерз. Днём пасут оленей, или охотиться на вкусного тюленя. А долгими ночами сидят в своих домах вокруг жаркого очага и, слушая, как за стеной завывает ветер, шьют рукавицы из оленьих шкур. Посмеиваются над злым Ветром и рассказывают о нём сказки.
Но за эту полярную ночь Ветер совсем голову потерял. Обозлился, никакого покоя от него нет. Всюду свищет — рыщет, будто ищет кого. Устанет, стихнет. Летит в свой дом на отдых. А там пусто. Никто огня не разжёг. Никто его не встречает, стол для него не накрывает.
Вздохнёт Ветер и снова из дому улетает. А ещё он слышал, что люди недобрые сказки о нём рассказывают. После такого отношения никто и ничто не может его успокоить. Ветер ещё сильнее начинает дуть-задувать. Не дает чукчам и носа из дома высунуть. В облаках звезды прячет, двери в домах снегом заносит. А если и выйдет, кто смелый, тут же шапку с него сорвет, санки его отберет, оленей распугает.
В домах огонь в огнище трясется от страха. Хозяйки только тем и заняты, что ветки в него подбрасывают, чтоб огонь не погас. Страшнее нет печали для чукчи, чем погасший в очаге огонь.
Вот и три дочери старого Охотника кидали, кидали ветки в огонь, а ночь всё не кончается, ветер не стихает, и закончились ветки. Нечем больше огонь поддержать. Вот- вот очаг в доме Охотника погаснет. Станет темно, холодно. И придется тогда старику и трём его дочкам свою ярангу Тьме уступить. А самим замёрзнуть.
Охотник замёрзнуть не боялся. Он жил уже долго. А как быть трём его юным дочерям? Им страшно, холодно и хочется есть. Огня нет – ничего не сваришь.
Пожалел старик дочерей. А дочерям – стало страшно за отца. Собрался он идти за дровами. Наточил нож. Большой нож. Чтоб, если что, и медведя завалить. На еду. Сани приготовил. Чтоб, если что, уложить в них свою добычу. Но только чуть-чуть отогнул полог старик, его худобу тут же вместе с санями с порога ветром и сдуло.
Мёрзнет в темной яранге старик. Мёрзнут три его дочки.
И тут младшая говорит: «Вот думаю, была б у Ветра жена ласковая, он бы таким злым не был».
-Да, — говорит Охотник. — Да только какая девушка согласится стать женой Ветра?
Старшая дочь думала-думала и говорит: «Ветер сильный. Ветер смелый. Я бы хотела стать ему женой. А где он живёт? Как найти его дом?»
Охотник вспомнил, что однажды во время охоты видел, где прячется Ветер. – Его дом далеко. Далеко, если дальней дорогой идти. А если на санях с крутой горы, то можно быстро туда попасть. Дом Ветра прямо под нашей горой стоит.
Взяла сани старшая дочь Охотника, и пошла себя Ветру в невесты предлагать.
С превеликими трудами открыла она дверь, а там… темень бездонная.
Тьма — сестра Ветра. Ой, и страшная! Безликая, чёрная и с большими — пребольшими ушами. Слова, сказанные старшей дочерью Охотника, Тьма конечно слышала. И те показались ей дерзкими. Она позволила девушке выйти из дома. А дальше что? Куда иди, если темнота кругом? Ветер так дунул, что из рук девушки верёвка от саней тут же и выскользнула. Укатились сани. И не видно, куда укатились.
Решила девушка, ладно, с горы можно и без саней скатиться. И пошла дальше пешком. А Тьма с ней не шутит. Ни звёздочки на небе. Да и не разберешь в темноте, где земля, где небо? А ещё Ветер кругами дует. Всё влево девушку поворачивает. И пошла она вокруг собственной яранги ходить. Думает по дороге идет. Думает сейчас вот- вот с горы покатится. А Ветер её от себя не отпускает. Кругами водит да посмеивается.
Совсем окоченела от холода девушка, вдруг слышит голос отца: «Что-то долго её нет. Или сани потеряла или в темноте заблудилась». Пошла девушка на голос отца и … в собственном доме оказалась!
«Замёрзла, бедняжка. Придется мне идти», – решила средняя сестра.
Средняя сестра хитрой была. Она санки к руке верёвкой привязала. А когда из дома вышла, так не пошла ни налево, ни направо, куда Ветер её гнал. Она села на сани и давай против ветра свободной рукой грести. А ещё ногами от земли отталкиваться. И …поехала! И покатилась!
Ветер рассмеялся над её хитростью. И начал подгонять сани. Девушка трижды с них падала. Хорошо, сани привязаны были. Девушка снова на них садилась и снова катилась с горы.
Так, на санях, она в дом Ветра и въехала.
В яранге Ветра холодно. Кругом иней. В очаге иней. Полог перевернут. Постель в сугроб превратилась. Шкуры, из которых шубы и рукавицы шьют, совсем задеревенели от холода.
«Ну, зато Ветра нет. Уже хорошо», — сказала девушка, и начала хозяйничать в доме. Огонь в огнище развела. В котёл мяса положила. Сама же легла на свои сани, да и заснула. От усталости.
Тьма что-то нашептала Ветру на ухо. Тот нахмурился, тут же полетел домой. А там у него гостья гостит. Согрелась. Спит.
Осмотрелся Ветер. Нахмурился больше. От сквозняка огонь в очаге погас. Одни уголья тлеют. В котелке мясо подгорело. Шкуры кругом валялись ничьей рукой нетронутые. Полог отсырел, постель холодна стоит. Вздохнул Ветер и …как дунет с обиды!
Так, на своих же санях девушка в гору назад и взлетела.
И сон её как рукой сняло. Она быстро к себе в дом забежала. Трясётся вся от испуга, и кричит: «Страшный он! Не хочу быть его невестой!»
Как не печалился после случившегося старый Охотник, но что делать, он слаб, а дров больше нет. И еда — закончилась. Пришлось ему отпустить и младшую дочь к Ветру.
Та оделась теплее, сани к талии привязала и вышла в темноту ночи.
Тьма как бездна черна была. Так распоясалась, что собственных ног девушка не увидела. А Ветер так обозлился, что и шагу ей сделать не давал. Будто приклеило её к дверям яранги. А сани её, если б не привязаны были, так бы и улетели от неё прочь.
С большим трудом взобралась девушка на сани. Легла на них и давай грести руками, отталкиваться ногами и …поехала. И понеслась с горы!
За такую прыть да смелость Ветер бросил подгонять её сани. Зато стал дуть ей навстречу. Бил девушку по лицу, льдинками острыми розовые щеки ранил. Шапку с головы сдул, косы растрепал.
Много- много раз Ветер подбрасывал сани девушки ввысь, пытаясь сбросить её в сугроб. Но младшая дочь Охотника за сани крепко держалась. Ни разу с них не слетела!
И скоро прямо на санях въехала в дом Ветра.
Там темно, тихо. Огляделась девушка и говорит: «Ах, как жаль, что Ветра дома нет. Я бы сказала ему: «Здравствуй, Ветер!».
Отыскала она место для очага. Развела огонь. Нашла котелок. Вычистила его. Затем положила туда мяса, льда и повесила котелок над огнищем. Стряхнула со стен иней, с кровати – снег, а чтоб не заснуть с усталости, стала песни петь. Села на сани, поближе к очагу, принялась разминать в руках кусок медвежьей шкуры. Достала припасённые иглы, нить, и начала рукавицы шить. Тянет её дремота ко сну, а девушка сопротивляется, громче поёт.
В это время Темнота шепчет на ухо Ветру: «Слетай-ка, ты домой, брат. Там тебя невеста ждёт».
-Да видел я, — отвечает Ветер, – ту невесту. Ленивая она.
-Эта – нет. Эта здоровья тебе пожелала. Песни поёт, рукавицы шьёт.
Решил посмотреть Ветер, что за рукавицы у девушки получились.
Прилетел в ярангу Ветер. Невеста поздоровалась с ним, пригласила к столу. Подарок свой подарила.
Примерил Ветер рукавицы. В самую пору оказались. И такие мягкие, такие тёплые получились!
Так в рукавицах он и лёг в постель.
***
Жена Ветра гладила мужа по большой голове и пела песню о Лунной Рыбе.
Крепко спал Ветер. Долго спал Ветер. Облака успели растаять. Звезды землю осветили. Стало тихо и спокойно вокруг.
Вышла Жена Ветра из дома под звезды. И увидела: на горе яранги стоят, над ними — дымок трубой. Это охотники уже и на охоту сходили, и дров привезти. В каждом доме огонь в очаге горит. Люди еду варят, детей кормят.
У одной яранги трое стоят. И руками машут. Как будто радуются.
Узнала Жена Ветра кто это. Улыбнулась. Тоже в ответ рукой помахала. Передала привет отцу и двум сестрицам своим.
Потом поклонилась Ночи, Звёздам, Северному сиянию и назад, в дом вернулась.
Очаг греет. Ветер сладко дремлет. И жена с ним.
Когда часы тринадцать бьют: «Северный ветер» Литвиновой — лучший фильм этой злой зимы
Егор Беликов — о новом большом фильме Ренаты Литвиновой, которая не снимала ничего столь масштабного почти девять лет.
У клана, властвующего в неких бескрайних Северных полях, есть вера в тринадцатый (или двадцать пятый) час новогоднего дня: когда в старинном доме семьи пробьет лишний раз, его обитателям даруются дополнительные шестьдесят минут жизни. Маргарита (Рената Литвинова) так вдохновенно рассказывает об этом за кадром в самом начале фильма, что непонятно, слепая ли это вера в фамильное предание или настоящая магия.
В очередной праздничный день род, в котором издавна правят одни женщины (Маргарита называет это Великим Матриархатом), собирается за столом, как на «Тайной вечере». Бенедикт (Антон Шагин), сын Риты, приводит свою невесту Фанни (Ульяна Добровская), которая трагически гибнет в ту же ночь. Убитый горем жених берет в жены ее сестру Фаину (Софья Эрнст), рождается долгожданный внук Хьюго (позже вырастает в Михаила Гавашели). Круг жизни замыкается на одном счастливом и проклятом дне Нового года, время утекает сквозь пальцы и десятилетиями никуда не движется, зависнув в отзвуке тринадцатого удара кремлевских курантов.
Впрочем, даже это кажущееся избыточным описание сюжета оказывается категорически недостаточным. Режиссер Рената Литвинова населяет свой мир таким беспредельным количеством персонажей и их сложных взаимосвязей, что в процессе изучения их ничем не объяснимых перипетий, ссор, столкновений и расхождений легко потеряться навсегда. А хитрая постановщица еще и не собирается ничего расшифровывать в финале.
«Северный ветер» — самый невообразимый, необъяснимый и одновременно с этим чарующий фильм в новейшей истории российского кино. Это вещь в себе, ею можно либо восторженно восхититься, либо ее же сходу возненавидеть, — и никак иначе. Да и стоило ли ожидать чего‑то иного от нового фильма Литвиновой? Это фантазия, к производству которой она привлекла всех своих друзей (Земфира писала музыку, Демна Гвасалия шил костюмы, Роман Абрамович и Константин Эрнст поддержали финансово), воплощающая в себе весь публичный образ Ренаты во всем варварском великолепии: святая простота, кажущаяся наивность, житейская ирония Фаины Раневской, вера в любовь, гламур и жеманничанье.
Картина настолько интертекстуальна, что здесь все отсылки и позаимствованные подсюжеты исчезают в общей массе. С одной стороны, весь фильм — крайне вольный пересказ «Ста лет одиночества» Маркеса: оттуда явно взята модель поломанной семьи, мещанские пережитки, магический реализм, растворенный в постылой повседневности. С другой, Рената вдохновлялась родной страной: здесь сорокинская вселенная из «Дня опричника» густо замешивается с узнаваемой айдентикой увядающего привилегированного класса из «Неоконченной пьесы для механического пианино» Михалкова.
Так же сказывается и фильмография автора: чем‑то «Северный ветер» напоминает и ее предыдущую работу, «Последнюю сказку Риты» (та ли это героиня, что появляется и в «Северном ветре»? Непонятно), и Киру Муратову, у которой Литвинова постоянно снималась и которой посвятила свой фильм.
В побочной сюжетной линии о профессоре Жгутике (Никита Кукушкин) виднеется миф о Пигмалионе и Галатее, который слепил женщину (Манана Тотибадзе) из того, что было, а то, что было, то и полюбил. Подчинить все это варево разумной аналитике не представляется возможным. Литвинова в «Северном ветре» воплотила во всей полноте загадочную странность русской обыденности.
Во дворе поместья одновременно с трагическим событием в жизни клана внезапно загнивает скамейка, растекается темной жижей, которая не замерзает. Все тухнет даже на морозе, ветки обвивают изнутри несчастный особняк а-ля рюс, словно это дом на дереве, деньги в сундуках превращаются в прах — как уже бывало многократно в истории России.
Вроде бы это кино о прошлом — но никогда не существовавшем. Пространство полно анахронизмов: в доме постоянно зажигают свечи, но на стенах висят электрические бра, звонит телефон — но, опять же, не современный, а с отдельным динамиком на проводе и микрофоном, встроенным в корпус (как аппарат Гауэра-Белла, который был широко распространен в 1880-е). С другой стороны, может, это и правда дореволюционная Россия? В ходу там царские рубли, которые клан не доверяет банкам, а кладет в сундуки и закапывает в вечную мерзлоту. Ну, может, и не вечную, но в этом фильме никакого лета или хотя бы потепления мы не увидим — это место навечно застряло в предновогодней суете.
Зато в мире «Северного ветра» действуют регулярные пассажирские авиаперевозки — одна из ключевых для сюжета героинь, невеста сына Маргариты по имени Фанни (играет ее, кстати, 19-летняя дочь самой Литвиновой), работает стюардессой и приезжает в гости к клану в узнаваемой пилотке. О ее гибели сообщают телеграммой, а позже мы узнаем, что и пластическая хирургия успешно освоена, — чтобы любой, кто пытается точно определить эпоху, окончательно и радостно свихнулся.
Литвинова действительно пускается во все тяжкие, как последний лихой и художественно смелый человек , оставшийся в заметенных проклятых пустошах. Свои безумные и в то же время остроумные придумки она разбросала по фильму так равномерно, что если попытаться наловить их в любые несколько минут хронометража, то их бы хватило не то чтобы на другой фильм — на много серий.
Целую убедительную вселенную режиссер демонстрирует всего из одной точки — сквозь тусклое стекло проклятого старого дома. Остальное ты охотно додумываешь, докручиваешь — «Северный ветер» кажется неприятно знакомым, как будто ты давно уже живешь в этом фильме.
Там воют ветра перемен и может происходить что угодно: ОМОН избивает мирных людей, куранты Кремля, окруженного безлюдными лесами безразличия, бьют тринадцать раз, вдалеке идут войны непонятно кого непонятно с кем. Но хозяева северных полей не кажут носу на улицу, их больше занимают собственные любовные драмы и прочие насущности. Словом, это еще и актуальная картина о России и дне сегодняшнем, вышедшая удивительно вовремя.
Трудности могут возникнуть там, где в «Северном ветре» подразумевается сюжет. Кому‑то даже покажется, что это первосортная мизогиния, замаскированная под псевдоисторическую готичную сказку. Хотя к этому вроде бы ничего не располагает: с первых секунд Литвинова закадровым голосом заявляет, что в пятых Северных полях издавна царит матриархат. Женщины этого рода живут почти вечно — но все это время ждут, ждут любимых и сильных мужчин. Впрочем, так и не дожидаются: матриархат, по мнению Литвиновой, — свидетельство упадка целого гендера: «Что‑то случилось с кровью мужчин. Они оставались детьми» . Но все же каждый женский персонаж больше всего думает о любви — априори невозможной. И это можно посчитать преступным упрощением женского образа. Но об этом не успеваешь даже задуматься: перед нами слишком ирреальный и алогичный мир. Литвинова явно не пытается никому преподать урок о том, как надо жить. Все герои фильма — не люди в полной мере, а скорее образы, призраки, которые не могут просто взять и покинуть место действия.
На высочайший уровень фильм выводит тот самый финал, который не подвергнуть трактовке. Где‑то ближе к концу Литвинова все чаще выпускает героев за пределы одной умирающей на наших глазах локации. И если до этого «Северный ветер» временами слишком сильно походит на телеспектакль (собственно, картина выросла из одноименной постановки того же режиссера в МХТ имени Чехова), то с трагическим завершением разнообразных сюжетных линий он обретает подлиннную свободу и веет где хочет. Последнее путешествие на сломанном самолете прямиком в рай, сымитированное самоубийство в заброшенном цирке внутри наркотического прихода, наконец, внезапная поездка в старинном вагоне московского метро, которую Маргарита совершает в тот самый тринадцатый час и на платформе находит свое счастье. Эти эпизоды, пропитанные подлинной кинематографической магией, окончательно покорят любого скептика.
«Северный ветер» — удивительное прямое включение из подсознания всей России , кроме того, это еще и идеальный фильм для будущего Нового года (если мы до него, конечно, дотянем) — будем пересматривать и надеяться, что когда‑нибудь в нашей стране неумолимые куранты пробьют тринадцатый раз и мы исправим все ошибки.