Слова песни Шансон из народа — На берегу сидит девица

На берегу сидит девица.
Она платок шелками шьёт.
Работа чудная такая,
Но шёлку ей недостаёт.

Вдали по морю парус вьётся
В сияньи голубого дня.
— Скажи, моряк, ты мне любезный,
А нет ли шёлка для меня?

— Ах, как не быть такой красотке.
У нас есть разные шелка.
Есть синий, алый нежный самый,
Какой угодно для тебя?

— Мне нужен алый нежный самый,
Я для самой принцессы шью.
Так потрудися, дорогая,
Взойди на палубу мою.

Она взошла. Парус поднялся.
Моряк ей шёлку не даёт,
А про любовь страны далёкой
Он песню чудную поёт.

Под шум волны и звуки песен
Она уснула крепким сном,
А просыпается и видит
Всё море шумное кругом.

— Пусти меня, моряк, на берег.
Мне дурно от волны морской.
— Проси, что хочешь, но не это.
Я не расстануся с тобой.

— Нас три сестры. Одна за графом,
Другая герцога жена.
Я всех моложе и красивей
Простой морячкой быть должна?

Не беспокойся, дорогая,
Оставь печальные мечты.
Простой морячкой ты не будешь.
А королевой будешь ты.

Я восемь лет по морю плавал
Искал, прелестная, тебя.
Я с под Испании далёкой,
И славлюсь сыном короля.

Видео

Краеведение

Песенный альбом Илария Шадрина

Традиция записывать в альбом тексты стихов, песен, афоризмов родилась еще во времена Александра Пушкина. С тех пор альбом, пройдя длинный путь от изящной, обтянутой бархатом вещицы светской дамы до разрисованной фломастерами тетрадки современной школьницы, остался тем же, чем он был в пушкинскую эпоху – средством общения.

В Х I Х веке обладательницей альбома была не только каждая «уездная барышня». Часто подобные бытовые альбомы заводили и юноши. Некоторые из таких альбомов сохранились в фондах областного краеведческого музея.

Я держу в руках очень ветхую тетрадь с многочисленными утратами бумаги на переплете и пожелтевшими от времени листами. Это альбом с рукописными записями стихотворных и песенных текстов. Кому принадлежала тетрадь – неизвестно, так как титульный лист отсутствует. И всё же после просмотра содержания становится ясно, что владельцем альбома мог быть известный в Вятке начала ХХ века литератор Иларий Шадрин – много записей сделано одним почерком, под некоторыми стоит подпись: «И. Шадрин». Встречаются имена и членов его семьи: «Писала Елена Шадрина», «Вера Шадрина», «Н. Шадрин». Несколько народных песен записано рукой некоего М. Покровского. Все тексты пронумерованы, в конце тетради дано оглавление. Датировать альбом можно концом Х I Х века, поскольку на странице 124 стоит дата «9 августа 1898 г», в самом конце тетради на странице 129 запись датирована 23 мая 1900-го.

Иларий Григорьевич Шадрин родился в 1872 году в селе Лаптево Вологодской губернии в семье священника. Окончил духовную семинарию. Служил учителем в Вологодской, а затем в Вятской губернии. В 1915-м занялся кооперативной работой, сотрудничал в вятской печати. Несколько ранее, в 1912-м, вышла его автобиографическая книга «Бурса». До 1917 года Шадрин издал пять книг рассказов. В 1920-х он редактировал журнал «Вятский кооператор» написал несколько пьес – «Стенька Разин», «Последние жертвы», «Старое и новое» и др. Умер в Иларий Григорьевич в 1934 году в г. Славянске (ныне Украина), куда уехал незадолго до смерти.

Очевидно, что этот альбом Шадрин завел еще будучи молодым человеком. Собственно альбомных стихов в тетради немного. Это традиционные «Кто любит больше меня, пусть пишет дальше меня». Или «Ты скоро меня позабудешь, но я не забуду тебя. Ты в жизни полюбишь, разлюбишь. А я никого, никогда». Больше всего в альбоме рукой Илария Шадрина записано песен и романсов. Встречаются цыганские и русские народные песни, классические романсы на слова русских поэтов Х I Х века, арии из оперетт.

Особенно много в тетради так называемых «жестоких» романсов, популярных в городской среде конца Х I Х – начала ХХ века. В них говорится о неразделенной любви, о загубленной девичьей жизни или о рыцарях и прекрасных дамах, живущих в далеких неведомых странах.

В этом альбоме обнаружила я и романс «На берегу сидит девица», с текстом которого давно хотела ознакомиться, поскольку литературовед Мирон Петровский (Киев) в одной из своих статей утверждал, что Александр Грин знал этот «жестокий» романс. Более того, именно его сюжет, по мнению Петровского, писатель положил в основу сюжета повести «Алые паруса». Так это или нет, нам сейчас не узнать, ведь существуют и другие версии истории появления феерии. Но если это не случайное совпадение, то безымянный альбом помог нам проникнуть в творческую лабораторию писателя, приоткрыв тайну создания повести, и теперь мы знаем «из какого сора» с помощью могучей силы воображения родилось бессмертное произведение «Алые паруса», известное во всём мире.

На берегу сидит девица, она шелками шьет платок.

Работа чудная, но шелку на платок не достает.

Но вот на счастье парус вьется,

На брег корабль скользит в сияньи дня.

– Моряк любезный, нет ли шелку

У вас немного для меня?

– Но как же нет! Такой красотке

И услужить я Вам готов.

У меня есть алый шелк и белый,

Какой же цвет угодно Вам?

– Мне нужно алый, самый нежный.

Я для самой принцессы шью.

– Так потрудитесь поскорее

Взойти на палубу мою.

Она взошла, надулся парус.

Моряк ей шелку не дает,

Но про любовь в стане далекой

Ей песню чудную поет.

От шума волн и звуков песни

Она заснула крепким сном.

А пробудившись, видит море

И небо синее кругом.

– Моряк, пусти меня на берег,

Мне дурно от воды морской.

– Проси , что хочешь, но не это.

Ты здесь останешься со мной.

– Нас три сестры: одна за графом,

Другая герцога жена,

А я всех краше и милее,

Морячкой быть мне суждено?

– Не беспокойся, дорогая,

Оставь печальные мечты.

И не морячкою простою,

А королевой будешь ты.

В стране Британии могучей

Зовусь я сыном короля.

И восемь лет искал повсюду

Тебя, прелестное дитя.

Автор: Маргарита Махнёва

Фото предоставлено автором

Искала песни, а нашла необыкновенного поэта

Моя бабушка по маминой линии была очень замечательной женщиной. Она была прекрасной портнихой. Шила, как раньше говорили, «в люди». Могла запросто скопировать любой, даже самый сложный, фасон из зарубежного журнала мод. Раньше не было швейных машин для обработки швов, и бабуля все швы и рюши обрабатывала вручную. Работа эта долгая и кропотливая. Как сейчас вижу, как она сидит шьет и непременно что-нибудь поет.

С каким удовольствием я слушала все эти стариные песни и баллады. Перед глазами точно проносились картинки этих сказок.

Я своим тоненьким голосочком подпевала бабуле, и все удивлялись, что ребенок 4-5 лет знает столько песен.

Шло время, многие песни подзабылись, некоторые я пела своим деткам вместо колыбельных. И вот, слава интернету, я смогла восстановить многие тексты. Одну из самых любимых песен я нашла в обработке Владимира Дюкова-Самарского. Она начиналась словами «На берегу сидит дивица. «

На берегу сидит девица,
Она шелками платья шьёт,
Работа чудная такая,
А шёлка ей недостаёт.

На счастье парус завиднелся,
Корабль к берегу плывёт.
И вот подплыл, и всё готово,
Навстречу ей моряк идёт.

» — Моряк любезный, нет и шёлка,
Хотя б немного для меня?»
» — Ну, как не дать такой красотке,
У нас есть разные шелка. «

» — Мне нужен алый, белый, красный,
Я для принцессы платья шью.»
» — Так постарайся, дорогая,
Войди на палубу мою.»

Она взошла, поднялся парус,
Моряк ей шёлка не даёт,
И про любовь в стране далёкой
Он песню чудную поёт.

» — Нас три сестры — одна за графом,
Другая герцога жена,
Я всех моложе, всех красивей,
Простой морячкой быть должна. «

«- Не будешь ты, простой морячкой,
Оставь печальные мечты,
Не будешь ты простой морячкой,
А королевой будешь ты.

У нас Британия богата,
Я славлюсь сыном короля,
Я десять лет по морю проплавал,
Искал, красавица, тебя. «

В обработке этого автора я нашла еще одну песню, что часто пела моя бабуля «В одном прекрасном месте. «

В одном прекрасном месте на берегу реки
Стоял красивый домик, в нём жили рыбаки
Рыбак с своей рыбачкой тяжёлый труд вели
У них три сына было красавцы-молодцы

Один любил портниху другой любил княжну
А третий молодую охотника жену
Любил её он тайно ни кто про то не знал
Что жизнь его разбита и он по ней страдал

Охотник утром рано собрался в лес гулять
Вдруг встретил там цыганку, дал ручку погадать
Цыганка молодая умела ворожить
Но развернувши карты боялась говорить

Жена твоя злодейка — «шестёрка так легла. »
А туз пикей — могила!» — она произнесла.
Охотник взволновался, за труд ей заплатил.
А сам тропой знакомой, домой поворотил

Подходит ближе к дому и видит у крыльца
Жена его злодейка, целует молодца
И выстрел вдруг раздался и мОлодец упал,
За ним жена злодейка потом охотник сам.

На утро все три трупа лежали у крыльца
Глаза у них открытые смотрели, в небеса
Охотника с женою народ похоронил
Об их короткой жизни историю сложил.

Когда была девицей охотника жена
Не по любви — насильно за мужа отдана.
Страдала и терзалась и мучалась она
По этому случилась такая вот беда!

. В одном прекрасном месте на берегу реки
Стоит теперь могилка. К ней ходят рыбаки.

Так я открыла для себя этого замечательного поэта — Владимира Дюкова-Самарского.

Я прочитала одно его произведение, другое и потом уже не могла оторваться.

Закован в латы доблестный Парис –
Пред выбором: ЛЮБВИ, ПОБЕД И ЗЛАТА…
Могуч и строен, словно кипарис,
В боях отточен меч его булатный.

Кому отдаст он ЯБЛОКО НАДЕЖД.
Афине? – Будет славой путь увенчан.
Всю Азию и жемчуга одежд –
Богиня ГЕРА поднесёт навечно…

ЛЮБОВЬ прельщает в вихре огневом,
Дар АФРОДИТЫ – знак нетленный, вещий.
Достанется в походе боевом
Красивейшая из прекрасных женщин,

И юноша, колени преклоняя,
Дал яблоко прелестной АФРОДИТЕ
И, оседлав горячего коня,
Помчался к войску гордый победитель…

Погибнет Троя и умрёт Парис,
Вкусив лобзаний царственной Елены,
Пройдут века, шторма сойдут на бриз,
Но зов любви останется нетленным!

Я бы никогда не подумала, что довольно известный актер театра и кино, исполняющий обычно суровых и жестких людей ( генерал из «Бандитского Петербурга, Ленька Пантелеев из » Рожденной революцией, несколько ролей в «Улицах разбитых фонарей» и др.) пишет такие нежные и проникновенные стихи.

Не трогай пряных три цветка:
Любовь, измену и разлуку.
Любовь – журчанье родника,
Пленительной истомы мука.

В жемчужных каплях лепестки
Таят трепещущую свежесть,
Мелеют, молкнут родники –
Цветок утрачивает нежность…

Измена – скрытая гроза,
Игра нутра воображенья:
Фальшиво светятся глаза –
Безжалостны до униженья…

Разлука – гибельный цветок,
Шипами колющий до боли,
Он сердцу воздуха глоток
Не даст тебе в последней воле…

Кто околдован ворожбой
Цветков заманчивых дурманных –
Отравлен страстью и враждой,
Мытарством вечным и обманным.

Ждать нечего. Не выпадет «зеро»!
Сказать: «Прощай. «, – пытаясь улыбнуться,
И проводить до станции метро,
«Да, не звони. » – неловко повернуться

И прошагать, давясь, квартала два –
Клокочущими хлёсткими словами,
Сдержав обиду горькую едва,
Вновь доплестись неровными шагами

До дома, оглушённого постом,
И, непонятно для чего, пытаться
Винить себя, прощать тебя… Потом
Бессмысленно по комнате метаться,

Поняв, что рвётся счастья полотно,
Не возвратить – сказала: «Нет!» – на плахе,
И вдруг забыться, отыскав пятно
Помады на не стираной рубахе.

ВОПРОС ДЛЯ ДВОИХ

Мы расходились явно сгоряча…
И было ощущение расплаты,
Мы оба были равно виноваты,
Но на моих, одних моих плечах
Держалась глыба тягостной утраты.

Как выстоять бессонницу ночей
Наивному слепцу капризов жизни,
Принять разрыв в любовном катаклизме,
Не выжидать от милых палачей
Пощады в истеричном драматизме?

«Что истина? Что ложь?» – не устарел
Вопрос двоих в извечной мелодраме.
Ответ подчас найти не можем сами:
«Каков тоски, каков любви предел. »
Не всё ль равно! Разлука – вечна с нами.

Мне нравилось в Вас всё: и даже злость,
Изящество и утончённость нерва,
Жаль, что доныне мне не довелось
Последним стать, – останусь вечно первым…

Мне нравились изгибы Ваших губ
И смоляных волос копна витая.
О, юность, юность. Как бываешь глуп, –
Поныне жжёт пощёчина влитая.

Мне нравилось свеченье Ваших глаз –
Той незабвенной неумелой ночи…
Хотелось бы увидеть Вас хоть раз?!
А Вам меня. Мне кажется, – не очень!

Вот очень мне захотелось поделиться с вами этими чудесными стихами. По-моему это здорово!